«Старик над картою и я…»

Старик над картою и я
над чертежом в осеннем свете —
вот грустный снимок бытия
двух тел в служебном кабинете.

Ему за восемьдесят лет.
Мне двадцать два, и стол мой ближе
к окну, и в целом мире нет
людей печальнее и ближе.

Когда уборщица зайдет,
мы оба поднимаем ноги
и две минуты напролет
сидим, печальные, как боги.

Он глуховат, коснусь руки:
— Окно открыть? — Вы правы, душно.
От смерти равно далеки
и к жизни равно равнодушны.